Добрый доктор. Александр Шапочник о работе в детской онкологии

фото: Олег Рукавицын

Над столом в кабинете у заведующего детским отделением Оренбургского областного онкодиспансера Александра Шапочника висит одна поделка. Плавающая уточка из маленьких кусочков цветной бумаги, наклеенных на простую картонку.

— Её подарил мне мальчик, которого с нами уже нет, — не оглядываясь на стену, говорит Александр Петрович. – Мы направили его в Москву на трансплантацию костного мозга, но началось обострение. Его прислали сюда уже на паллиатив, так и не сделав операцию. Мы потихоньку начали давать лечение. Он очень тяжело всё переносил, с высокой температурой. А когда она спадала на короткое время, делал эту аппликацию с мамой. И у него случилась ремиссия. Болезнь перестала прогрессировать. Посоветовавшись с Москвой, вновь решили отправить его на трансплантацию. Всё прошло хорошо, но осложнения после операции оказались слишком тяжёлыми…

 Педиатр — не мужская работа?

Боюсь узнать от Александра Петровича другие истории. Даже слышать такое сложно. А каково сталкиваться каждый день?

— У детской онкологии три причины, — рассказывает врач. – Наследственность, провоцирующие внутриутробные процессы при беременности матери и… «так случается».

Несмотря на то что наша отрасль – одна из самых развивающихся в мире, определить, почему ребёнок заболел, иногда нельзя. Однако на сегодня процент выздоровления и стойкой ремиссии при некоторых видах опухоли доходит до 90!

25 лет назад, когда Александр Петрович пришёл на первое дежурство медбратом в областную детскую больницу, от рака умирало более 80 процентов заболевших детей. Они лежали вместе с другими пациентами, у которых было воспаление лёгких, бронхит, сахарный диабет. И умирали порой именно от инфекций.

Да и протоколы лечения в стране, которая десятки лет жила за железным занавесом, были устаревшие, неэффективные.

В 1992 году заведующая отделением поехала на конференцию в Минск и привезла первые европейские методики лечения. После этого дети начали выздоравливать. А с 2007 года для них открыли специальное отделение при областном онкодиспансере.

— Я никогда не думал о том, что буду детским доктором, — рассказывает Александр Петрович. – Мне казалось, что это женская работа. Вот кардиохирург – это да, подвиг каждый день! Берёшь и спасаешь. Вот кем нужно быть.

И он мечтал об этом с самого детства. Все дворовые собаки и кошки знали доброго мальчика Сашу, который лечил их, перевязывал раны. Все мальчишки во дворе, если сбивали коленку, бежали к нему.

— Я родился и вырос в маленьком городке Винницкой области, — рассказывает Александр Петрович. – Никто из моих родных не был врачом. Но родители поддержали моё решение. В Виннице был один из самых сильных в Союзе медицинских институтов. Но при этом за поступление нужно было заплатить как за две новые «Волги». Решили поискать другой вариант. И оказалось, что в Оренбурге, где жили наши родственники, тоже был медицинский институт. Потому я и приехал сюда.

Родственники посоветовали Александру идти на педиатрию, а потом перевестись на кардиологию. Мальчишек там всегда не хватало, и поступить было проще.

— А когда я на третьем курсе жил в общежитии и видел, какой ступор вызывают у моих ровесников с лечебного детские болезни, понял, что сделал правильный выбор.

На связи со всей страной

Наш разговор прерывает телефонный звонок.

— Да, так бывает, не переживайте, — спокойно объясняет Александр Петрович. – Операцию пока делать нельзя, так как ребёнку стало хуже. Сейчас его подлечат и потом проведут трансплантацию. Лекарства будут на вас, не переживайте. Всё будет хорошо.

Закончив, обращается ко мне:

— Из Екатеринбурга звонили. Отправили туда на операцию нашего пациента. У него трое братьев. Двое из них могут быть донорами костного мозга. Думали уже пересаживать. А тут вдруг обострение.

Оренбургский онкодиспансер работает в тесном контакте со всеми передовыми клиниками страны. Причём не просто отправляет туда пациента, а продолжает дистанционно его вести. Ждёт обратно после операции, в режиме онлайн консультируется с ведущими специалистами.

Сегодня в России оказываются все виды высокотехнологичной медицинской помощи, которые есть в мире. Бесплатно, по квоте.

Однако ж находятся те, кто непременно хочет попасть в клиники Израиля или Германии за огромные суммы, которых порой у семьи нет. Не понимают, что становятся жертвами чьего-то бизнеса.

Стоит вглядеться в объявления о таких услугах, и многое становится понятно. Центр такой-то при клинике такой оказывает следующие услуги. Центр этот – комнатка при больнице, сотрудники которой просто занимаются медицинским туризмом. И граждане другой страны для них не больше, чем клиенты, на которых зарабатывают деньги.

— Проблема в том, что люди не доверяют медицине абсолютно, — рассуждает Александр Петрович. — Всё стараются сделать лучше, быстрее. А лучшее — враг хорошего. Если назначили УЗИ через три дня, значит врач уверен, что нет ничего экстренного и можно подождать три дня.

Не нужно идти делать обследование за деньги, жаловаться или писать президенту. Нужно всего лишь подождать три дня. Я согласен, что проблемы есть: у нас не отлажена логистика многих процессов, есть очереди, люди недовольны отношением врачей. Им не хватает разъяснения сути проблемы, а у доктора нет на это времени. Но когда было такое, чтобы в райцентре можно было пройти МРТ, чтобы людей с инсультом не просто спасали, но и помогли восстановить все навыки, чтобы делали внутриутробное переливание крови?!

Взрослые не отказываются

Сегодня не проходит и недели, как ребёнок даже из самого отдалённого села поступает на операцию в Москву.

Если есть подозрение, например, на опухоль головного мозга, в течение дня ему делают МРТ и передают в областной онкодиспансер. Если опухоль подтверждается, Александр Петрович ставит в известность столичных врачей и спрашивает, когда они смогут принять пациента.

Опухоль головного мозга – единственное, что не оперируют в Оренбурге. И не потому, что не умеют. Просто, чтобы эффективно проводить такие сложные вмешательства, они должны быть поставлены на поток. К счастью, эти патологии встречаются в области редко.

— Мы работаем в одной команде со «взрослыми» врачами, — говорит Александр Петрович. – То есть персоналом всего диспансера.

Алексей Викторович Климушкин, наш главный врач, поставил работу так, что детская служба в приоритете. Если нужны какие-то специализированные вмешательства, врачи никогда не откажут в помощи. Такое практикуется не во всех больницах. Многие отказываются оперировать детей. Я же всегда слышу в ответ только одно: «Когда нужно приступать?»

У меня есть «внуки»

Высокий молодой человек заносит Александру Петровичу бумаги:

— Вот, как будто специально к вашему выходу из отпуска у мальчишки анализы сегодня хорошие!

Это Юрий Юрьевич Жиров, он совсем недавно работает в отделении. О чём Александр Петрович говорит с гордостью. Он вообще очень гордится своим коллективом.

— Даже младший медицинский персонал у нас высокопрофессиональный! Некоторые медсёстры отработали по столько лет, что могут подсказывать врачам. Все знают своё дело на отлично. И живут своим делом.

Но с какой болью сталкиваются здесь каждый день! Порой бывает, что ребёнка действительно нельзя спасти.

— Если есть хоть минимальный, хоть один на тысячу шанс, мы сделаем всё для того, чтобы вытащить малыша, — говорит Александр Петрович. – Но иногда нет и его. Мы не боги. И родители, когда слышат такое, видят в нас самых злых врагов. Большинство потом постепенно отходят, доверяют, становятся помощниками в лечении ребёнка. Есть даже случаи, когда, потеряв своего ребёнка, начинают помогать чужим. Другие же до последнего стараются искать недостатки в нашей работе, жаловаться. Что ж, их можно понять.

А тут ещё жадные до грязи журналисты переврут эти истории, преподнесут свои домыслы как случившееся, наберут лайков в соцсетях. Любящий осуждать народ напишет злые комментарии, как гвоздики вобьёт в живую плоть…

А доктор зайдёт в кабинет после круглосуточного дежурства, не включая свет, сядет на стул, положит голову на сжатые кулаки. Сил нет, слов нет, только боль сединой выходит наружу…

Мало кому такое под силу. Можно было бы заняться преподаванием.

— Но это только когда сильно устаю, посещают такие мысли, — вздыхая, говорит Александр Петрович. – Меня останавливают десятки и сотни историй с положительным исходом. Ведь у меня есть даже «внуки» – дети тех детей, которых мы когда-то вылечили. Есть десятилетняя девочка, которую я веду с шести месяцев. Сейчас она рассказывает мне про свои достижения в учёбе и спорте. Это стоит того, чтобы работать дальше! Дети – это ведь не маленькие взрослые. Это другие люди – искренние, светлые. Они не жалуются, как взрослые, на жизнь. Если больно – плачут, если хорошо – играют. Они искренне доверяют тебе и любят. И я очень хочу, чтобы они были здоровы.