Валентина Тюгаева: Плиточка жмыха для пленного немца

Неприметный небольшой домик в районе телевышки в Орске. Невысокий забор. Мягко скрипнув, за мной закрывается калитка. Необыкновенный рыже-коричневый пес с такого же цвета глазищами провожает меня радостным взором до своей хозяйки.

–Жду-жду, пирожков напекла, – встречает в избе улыбчивая Валентина Алексеевна. Торопится согреть чайник, заставляет стол вкусностями. Словно скатерть-самобранку раскладывает. Тут же появляются мед, ливерные пирожки, творожные пончики, посыпанные ванильным сахарком…

Сладкое Валентина Легкая, в девичестве Тюгаева, с детства любит. Только в годы Великой Отечественной войны она его почти не видела.

Семья Тюгаевых жила тогда в поселке Крекинг. Если сегодня ехать в направлении Чкаловского завода, по обе стороны можно увидеть лишь небольшие магазинчики и здания крупных торговых комплексов. Раньше на их месте располагались неуклюжие бараки. Это и был Крекинг.

– Наша семья из трех человек во главе с отцом Алексеем Михайловичем приехала сюда в 1936 году из Ульяновской области, – рассказывает Валентина Алексеевна. – Спустя четыре года появилась на свет я, а в 1942-м папа ушел на фронт. Ему на тот момент исполнилось тридцать девять. Мама осталась с двумя детьми на руках. Работала она на заводской стройке и делала все, чтобы мы не голодали. Через год папа пришел на побывку после госпиталя, поправился – и опять на войну. А у нас в 1944-м еще одна сестренка появилась. Помню, задолго до ее рождения решали: оставлять ребенка или нет. В такое время и двоих-то детей сложно воспитывать, а тут третий будет… Папа думал: а вдруг да родится сын? Но появилась девочка. 

Валентина Алексеевна ложечкой цепляет мед, на секунду задумывается:

– Мне все время хотелось сладкого. Помню, мама укачивает маленькую Нину в коляске, нажует ей хлеба с сахаром – и в ротик. А я улучу момент, когда мама отвернется, «соску» эту вытащу и съем. Самой-то всего четыре годика было. А в бараке жили семьи побогаче нашей – в основном те, кто портняжничал, сапожничал, платки вязал.

Бараки располагались там, где сегодня высится магазин «Ринг», равно как и за ним. В них было по двадцать две комнатки в 15-16 метров. В каждом – два входа с разных сторон. Где сейчас база «Солнечная», были огороды. Рядом со зданием магазина «Аккумулятор» располагалась поликлиника, а за ней – роддом. Чуть поодаль – центр «Спецстрой» Чкаловского завода, а еще дальше были бараки, в которых, как вспоминает Легкая, жили военнопленные. Взрослые строго-настрого запрещали детям ходить в ту сторону. А еще один барачный микрорайон находился по ту сторону дороги, там сейчас автосалон. На его месте в годы войны были ясли. Напротив – пожарное депо и Дом культуры завода имени Чкалова.

Вот в те ясли и пошла работать еще в сорок третьем четырнадцатилетняя старшая сестра Валентины. Кормили там неплохо, пайки выдавали.

– Сестра съедала не все, экономила для нас, – говорит Легкая. – В яслях, кстати, всех детей одевали одинаково: мальчики в рубашечках и трусиках, девочки – в трусиках и платьицах. Детей переодевали сразу после прихода в чистое, ясельное. Мы-то носили, что было. Американцы нам гуманитарную помощь привозили, кстати. Году в 1944-1945, наверное, у бараков прямо с машины раздавали новую одежду. Мне досталось американское пальто в клеточку…

Но больше всего запомнилась Легкой история с пленными немцами. Тогда уже отец ее, Алексей Михайлович Тюгаев, с фронта вернулся. Он да еще дядя Вася без руки были единственными, кто пришел с фронта. Остальные – а жили в бараке двадцать две семьи – погибли, а то и без вести пропали. Про семью Тюгаевых тогда говорили: «Богатые вы, у вас папа есть!».

– Он устроился на конный двор при заводе, потом перешел в ремонтно-строительный цех, – рассказывает Валентина Алексеевна. – А я в 1947 году пошла в первый класс. Начальная школа №14 находилась через три барака от нашего, прямо за нынешним магазином «Ринг». Туалетов не было, ходили зимой в ведра, содержимое, уж простите за подробности, на мусорную кучу неподалеку выплескивали. Кучи промерзали. Убирали их, а точнее, раздалбливали ломами и грузили на повозки, пленные немцы. Обуты, одеты – кто в чем. Некоторые старыми замызганными платками повязаны. Смотришь иной раз документальное кино – видишь таких военнопленных. Вот прямо один в один. А я маленькая еще была, не знала, кто они. Мне жаль их было, особенно одного дядьку. Подкармливать его тайком начала. В основном носила кусочки, отломанные от плиток горохового жмыха. Утром утащу кусок, если немцы уже работают – всучу тому дядьке. Если нет работяг, иду спокойно в школу; сама не съем жмых, для него сберегу. По дороге домой отдам.

Однажды это заметил соседский подросток лет пятнадцати. Подошел он к Валентине: «Увижу еще раз, матери скажу!». И сказал.

– Мама меня ругает, а я, помню, плачу: «Мама, он такой дядька хороший». Она в ответ: «Да если бы ты знала, какой он хороший! Он – немец!». Только мама моя – тоже душа добрая. Разрешила подкармливать, но с условием, чтобы папа не узнал об этом. А как-то тот мужчина подозвал меня и попросил опустить в почтовый ящик конверт с запиской. Я маме письмо отдала. Она, наверное, испугалась, конверт забрала и, скорее всего, выбросила его в мусорку.

– Отец ваш так и не узнал ничего о той истории?

– Нет, слава Богу. Как и мы не узнали о том, где и как он воевал. Мама рассказывала что-то про Дальний Восток. Сам он, когда спрашивали о войне, только отмахивался: «Живой остался – и хорошо. А почему остался? Потому что пули у меня между ног пролетали, не задевая!». Домой он вернулся с одним чемоданом. Маме, старшей сестре и мне привез каждой по черной косынке в яркий цветочек. Внучки сейчас, конечно, интересуются, где прадед воевал, а мы и не знаем, даже стыдно…

О втором прадеде тоже информации мало, рассказать нечего. Отец мужа Валентины Алексеевны – Антон Евтухович Легкий 1908 года рождения – погиб в самом начале войны.

– Леше моему было пять лет, когда в Ташлу, где они жили, пришла похоронка: отец их погиб в июле 1941 года где-то на Днепре, – уточняет Легкая. – Мать их, молодая, красивая, поднимала двоих детишек с сестрой. Кузнецом работала. Тогда у них поселилась эвакуированная из Ленинграда учительница. Комнату, где она проживала, на ключ запирали. Не раз мальчишки подойдут к окну вместе с Лешей и смотрят, слюнки глотая, на сахар, лежащий на учительском столе. За учительницей после войны муж приехал, всем гостинцев привез. А Лешина семья в Орск перебралась.

… Разговор наш с Валентиной Алексеевной плавно течет. Порой в уголках ее глаз появляются слезинки. Но она быстро их смахивает.

– Чего плакать, когда мы войны не видели, в оккупации не были… А сладкое я до сих пор очень люблю, – говорит собеседница, цепляя очередную ложечку меда.