Солдатское счастье рядового Русака

Чуть в стороне от центра города протянулась улица Газовиков, которую бугурусланцы по старой доброй привычке называют Пролетарской. На светлом сайдинге одного из фасадов красным флажком светится табличка: «Здесь живёт участник Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.» Мысленно добавляю: «… защищавший Сталинград от фашистских захватчиков».

Хозяин дома Пётр Иванович Русак первого февраля отметил 93 года со дня рождения. Несмотря на то, что является инвалидом войны второй группы, на здоровье особенно не жалуется: «Давление у меня в норме, только тело болит…»

В последнее время фронтовик отошёл от дел по хозяйству, а ещё недавно держал свиней и бычков, разводил пчёл.

— После того как нашу дорогу сделали объездной и пустили по ней большегрузы, пчёлки во всей округе перевелись, — сетует на издержки цивилизации мой собеседник. — Они летают низко над землёй, вот и сгубил их автотранспорт.

Деревня

То, что владелец подворья умудрялся ходить за скотиной и сажать огород почти в центре Бугуруслана, — неудивительно. Ведь крестьянин (тем более потомственный) — он и в городе крестьянин.

Родился и вырос Пётр Русак в посёлочке Брант, затерявшемся на просторах бугурусланской глубинки. Сейчас этого самого Бранта, как и других мелких населённых пунктов, некогда разбросанных между Пониклой и Безводовкой (Шурыгино, Пополудово, Нива, Гармаши), нет и в помине.

А в Бугурусланский район занесла судьба белорусов Русак в начале XX века, когда бежали они от нужды в поисках лучшей доли куда глаза глядят… Пришлось немало поколесить по стране, хлебнуть горя горького, прежде чем нашли себе надёжное пристанище.

Было у Ивана Матвеевича и Агафьи Игнатьевны четверо детишек, да оставили они троих, умерших за неделю от тифа, на чужбине в Средней Азии.

Доехали со старшим сыночком Мишей до оренбургских степей. Сначала поработали на кирпичном заводе в Бугуруслане, потом осели в посёлочке, гнули спину на помещика Бранта.

— Он был добрый, никого не обижал, — восстанавливает справедливость Пётр Иванович. — Сперва дал нам амбар, потом распорядился привезти лес из Бузулукского бора и помог избу поставить. Мы никогда не бедствовали, не голодали, как другие, потому что много работали. Отец ухаживал за хозяйской скотиной, мать доила коров…

А от ребят — какой же толк? (К тому времени мальчик был младшим ребёнком в большой многодетной семье). Пётр Иванович вспоминает, как «всем табором» дружно собирали в лесу землянику и вишню: «Придёт зима — а у нас запасы ягод на пироги…» Как оголодавшие хищники подбирались к жилью и утаскивали собак: «Мать кликнет — мы облепим окошко и глядим на волков…» Как суслики стояли столбиками на каждом пригорке: «За ними охотились, выливали из норок. Шкурки сдавали государству, а мясо не ели — брезговали…»

Пётр получил хорошее по тем временам образование — окончил семилетку Пилюгинской школы. На фронт забрали его в 1942 году.

— Моих ровесников призвали раньше, а меня держали возле родителей-стариков, у которых я остался единственным кормильцем, — обстоятельно рассказывает Пётр Иванович. — К началу войны сестра Анна утонула, а старшие братья, служившие в армии, сразу же попали на фронт и погибли: Григорий — в Прибалтике, Василий — в Воронеже.

Война

Много воды утекло с тех пор — поседел, утратил военную выправку, стал ниже ростом рядовой Русак… Да и память не такая, как прежде. И всё-таки чёрно-белые картинки прошлого громоздятся в сознании, наезжая одна на другую:

— До Сталининграда добирались пешком из Саратова… Я был миномётчиком. Мы подрывали немецкие эшелоны, предназначенные для отправки в Германию мирного населения, составы с боеприпасами… Делали окопы, ставили миномёт. Нам подвозили снаряды, один их подаёт, другой заряжает, а я был наводчиком.

Один раз заряжающий чуть было не подорвал меня по неосторожности, когда гильзой в ствол не попал. Я даже побелел от ужаса, а командир уж тут как тут: «В чём дело?» Ну, мы докладываем обстановку, так, мол, и так… А он поглядел на меня внимательно и говорит: «Счастье твоё, что уцелел…»

Потом во время бомбёжки меня контузило, землёй присыпало… Мои товарищи были уже далеко, а другие бойцы заметили и откопали. Я очухался маленько и спрашиваю: «Куда моя часть ушла?» «Вон в ту сторону, — отвечают. — Держись этой дороги, иди всё время прямо…» Я так и сделал, догнал своих. Они обрадовались: «А мы уж думали, не увидимся больше! Счастье твоё, что откопали!»

За нами следовала походная кухня. Кормёжка была не сказать чтобы очень хорошая: серая лапша, пустой кулеш да пшённая каша. Иногда удавалось раздобыть тушёнку, которую вражеские самолёты сбрасывали для своих. Суп с этой тушёнкой был для нас праздником. Ну и, конечно, хлеб давали, консервы рыбные (их заставляли съедать сразу, чтобы не испортились), сахар к чаю. По праздникам привозили спиртное — какое, уж не помню.

Ещё двигалась за нами похоронная бригада. Но погибших бойцов было так много, что не всегда успевали предавать их земле.

Когда дошли до Германии — увидели аккуратные города и селения. Всё нам было в диковинку… Как-то раз проходим мимо цирка, а там одноколёсные велосипеды стоят — один побольше, другой поменьше. Я сразу загорелся: «Подержите меня, братцы, хочу педали покрутить!» А они хохочут: «Вот бы командир увидел — он тебе «покрутил»!»

Мы стояли на отдыхе, когда объявили Победу. Нас сразу же стали отправлять домой. Привезли в Подмосковье, где я прослужил ещё три года. Мы ремонтировали железные дороги, но я в строительстве не участвовал, не мог таскать опорные плиты из-за образовавшейся грыжи, и меня назначили писарем при штабе.

***

Демобилизовавшись, Пётр Иванович обосновался в Бугуруслане, обзавёлся семьёй. Работал сортировщиком в отделении почтовой связи, заготовителем в системе МинЗаг, снабженцем в конторе бурения… А на заслуженный отдых ушёл с завода «Радиатор», где был мастером погрузочно-разгрузочных работ.

Сейчас фронтовик овдовел, живёт вместе с сыном Алексеем. У него ещё трое детей, внуки, с которыми видится редко… В будни этот пожилой человек, казалось бы, ничем не примечателен. А в праздники надевает выходной пиджак с орденом Отечественной войны II степени, медалями «За оборону Сталинграда», «За Победу над Германией» — и преображается…